Вопрос с улиц большого города

— У меня есть одна проблема, связанная с тем, как Бог управляет вселенной, — заявила Колин. Не рассчитывая на ответ, она наклонила голову над чашкой дымящегося горячего шоколада, вдыхая умиротворяющий аромат. Во время наших периодических разговоров не только пастор консультировал прихожанку, но и прихожанка консультировала пастора. Колин способная, многообещающая молодая писательница, вписалась в Манхэттен нынешнего тысячелетия так же легко, как мой консервативный отец вписался в атмосферу балканского городка прошлого тысячелетия. Мы сидели за угловым столиком в кофейне жилого района, я испытывал удовлетворение, вспоминая, как помогал Колин возрастать в вере последние несколько лет.

Я попросил рассказать подробнее, она повторила: «У меня есть одна проблема, связанная с тем, как Бог управляет вселенной» и добавила:

— Бог имеет слишком большое отношение к Богу и слишком маленькое — ко всем прочим. Больше меня не тянет восхвалять Бога за Его величие.

При этом всем своим видом она говорила: «Пастор, в данном случае мне не нужны объяснения. Просто так обстоит дело». Ее отец и брат были пасторами, поэтому все ответы она уже слышала. Я и не собирался излагать еще одну апологию Бога.

Вместо этого я сказал, что и меня порой раздражает Большой Бог. Мы заговорили о том, что колонизация североамериканских индейцев происходила под знаменем специфического христианского богословия тех времен. Индейцы отвергали Благую весть из-за атмосферы зала суда и завоевания в доктрине, предлагаемой им миссионерами, проповедовавшими о Большом Боге в небе. Бог — наш судья, Иисус — защитник. Нам предъявили обвинения, Иисус сумел вступиться за нас. В этом и заключалась Благая весть, простая и понятная: Бог — всё, мы — ничто. Миссионеры хотели этим богословским построением преподнести дар миру, но оно не нашло отклика у североамериканских индейцев. Этот богословский язык сложился в иное время и в ином месте. Крупные города Европы — не деревни вигвамов. Североамериканским индейцам открытые небеса предлагали более заманчивую веру. Я потратил немало сил, чтобы понять Бога, описанного в Библии. С головой уйдя в экзистенциалистскую литературу и восточные религии, после знакомства с Тюфяком (о котором я рассказывал во второй главе) я решил, что пришло время познакомиться с определяющими книгами человечества. Чтобы избежать давления со стороны офицеров, и возможно, тюрьмы и насмешек товарищей, я тайком читал маленькую Библию, после чего прятал ее в кустах за армейскими казармами, заворачивая в два или три пластиковых пакета, чтобы уберечь от сырости.

Как и при чтении других книг, на время я решил не торопиться с недоверием и дать Богу хотя бы такой же шанс, какой дал бы любому персонажу художественной литературы. Но Библия оказалась не таким легким чтением, как меня уверяли. Она была замысловатой, запутанной, временами противоречивой совокупностью исторических повествований, призывов к социальной справедливости, историй войн и угроз насилием, любовной поэзии и философских размышлений о Боге и жизни. Да, она кружила голову — и я в конечном счете влюбился в нее — но когда спустя годы я обращался за помощью в понимании сложных мест текста к христианским толкователям, услышанное от них внушало мне отвращение. Меня особенно возмущало следующее: Бог решил не создавать живые существа равными Богу и сделал их менее значительными. Почему? Почему их сделали слугами, а не равными?

Нам говорят, что вселенная зародилась в разуме Бога, который мог предпочесть создать ее любым другим способом. По-видимому, речь идет о вселенной, состоящей из двух частей, одна из которых служит, а другая правит. Одна сторона создана для того, чтобы служить, другая — чтобы править. Одна существует, чтобы воздавать хвалу, другая — чтобы ее восхваляли. Люди ничтожны, слабы и в общем скверны, и если кому-то это не по душе, ему не позволено жить с Богом — великим, могущественным и в целом благим.