Величина Бога

Христиане верят, что некогда божественное начало пребывало в яйцеклетке, продвигающейся к матке встревоженной юной девушки. Но две тысячи лет спустя слово «маленький» приобрело негативный оттенок. Ислам ведет подобную битву с мыслью о величии. Его непритязательные начала, заложенные в Мекке и в Медине, уступили место мечтам об экспансии. Если Бог велик, значит, и мы должны быть великими!

Почему мы настолько одержимы идеей «великого» Бога и «великой» религии? Каким образом Возлюбленный преобразился в императора?

Когда мы прослеживаем путь человека от материнского чрева до могилы, боязнь малости неизбежна. После рождения вся наша энергия направлена на выживание. Мы учимся дышать, справляться с изменениями температуры и работой внутренних органов, с голодом и жаждой, учимся ходить, следовать указаниям, просить помощи, если мы в беде. Если все идет успешно, тайна и слава человеческой жизни постепенно охватывают нас. Вселенная кажется дружелюбной, по-матерински и по-отцовски заботливой. Нам кажется, что мы существуем не просто так. Мы ведь куда-то движемся, верно?

А затем, примерно в конце детства и в начале подросткового возраста, происходит еще одно событие. Мы осознаем, что магия и тайна нашего существования конечны. Наш разум становится зрелым, мы без труда представляем себе момент времени в будущем, когда в живых не останется никого, кто знал нас. До нас доходит, что будущее может быть, хотя нас не будет. Все, в том числе эта минута, когда-нибудь исчезнет бесследно, вместе со всеми доказательствами нашего существования. Фрейд назвал опыт осмысления подобных идей «травмой самоосознания». Чешский писатель Милан Кундера в книге «Невыносимая легкость бытия» именовал это бремя «легкостью».

Назовите его, как угодно — травмой, легкостью. Заноза вечности в нашем сердце вызывает у нас желание что-нибудь да значить. Мы пытаемся компенсировать свою малость, ставя перед собой значительные цели. На протяжении всей жизни мы беспокоимся о размерах всего, что мы собой представляем или чем владеем: от размеров пениса или груди до размеров автомобиля или дома, от величины нашего влияния, карьеры и свойств нашего интеллекта или остроумия до размеров нашей компании или численности паствы. Как только отпадает необходимость беспокоиться о еде и крыше над головой, мы принимаемся компенсировать нашу абсолютную незначительность.

Все, что мы делаем, о чем думаем или говорим, направлено на то, чтобы справиться с «шоком небытия», как назвал его богослов Пауль Тиллих. Нам недостает магии, тайны и наивности собственного детства. Например, в данный момент я пытаюсь справиться со своей малостью, занимаясь написанием этой книги. И я признаюсь в этом с надеждой, что после такого признания ваше уважение ко мне вырастет!

На протяжении всей современной истории некоторые мыслители и философы призывали нас перестать сетовать на такое положение дел в мире. Они твердили что-нибудь вроде «смысла нет, нам надо просто примириться с тем фактом, что все мы бесконечно малосущественны. Такова на самом деле человеческая участь, а вера в любое божество, идею или объект — всего лишь один из способов преодолеть травму небытия. Особенно — религия. Религия — не что иное, как истерическая и отчаянная попытка придать жизни смысл. Но смириться с истиной о человеческом существовании — задача не для малодушных».

А если малость — божественна? Что если абсолютная слава существования — в его малости, и самая значимая роль, которую только можно сыграть, незрима, не заметна с высоты нашего надменного стремления к чему-то великому? Иисусу не раз приходилось давать объяснения о Царстве Божьем людям, которые, подобно нам, гадали о смысле человеческого существования, кажущегося таким жалким. «И сказал: чему уподобим Царствие Божие? или какой притчею изобразим его? Оно — как зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле». Царство Божье существует, подобно крошечному семечку в почве. Оно скрыто. Реально, но незримо.

Жизнь, имеющая характер вечной, выглядит маленькой, несущественной, почти отсутствующей.

Почему же мы, религиозные люди, так часто вносим коррективы в представления друг друга о Боге, твердя: «Ваш Бог слишком мал»?

А если наш Бог чересчур велик?