Глава пятая

Портретный цех

Однажды мы с мамой были в доме быта. В этом здании размещались всевозможные заведения сферы услуг – парикмахерские, швейное ателье, мастерская по ремонту обуви, фотосалон и т.д. Я обратила внимание на большие портреты, выставленные возле фотосалона. Я подошла и спросила, кто делает эти портреты. Но женщина, принимавшая заказы, ничего конкретно не знала. Тогда я спросила, где можно найти директора дома быта, и пошла к нему в бюро.

Директор внимательно выслушал меня и был расположен помочь. Он объяснил, что у дома быта есть портретный цех, куда клиенты отдают фотографии, которые хотят увеличить. В этом цеху работают разные специалисты, в том числе художники-ретушёры. Директор был даже обрадован, он сказал: «В этом цеху почти все ретушёры – самоучки, которым показали, как это делать. Я рад, что теперь там будет один человек с дипломом художника!»

Конечно, я ему объяснила, что мой диплом художника – по фарфору, а портреты я просто люблю рисовать и копирую их непрофессионально. Но директор уверил меня, что всё будет хорошо, и даже объяснил мне права инвалида на производстве. Оказалось, что если я не выйду на работу, то прогулы мне ставить нельзя. По моему удостоверению – инвалид второй группы – я могу работать только в меру своих сил. Директор тут же позвонил в портретный цех и предупредил заведующего, что к нему придёт устраиваться на работу девушка-инвалид и нужно постараться создать ей хорошие условия для работы.

Портретный цех находился не в доме быта, а в другом конце города. Я взяла адрес, и мы попрощались. Домой я ехала счастливая и окрылённая.

Поскольку я не верила в водительство Бога, как и в Бога вообще, и в моём окружении не было верующих людей, то я верила в собственный опыт общения с людьми. Так как у меня общительная натура, я легко контактировала с людьми и анализировала во время общения, как легче и быстрее повлиять на того или иного человека. Со временем я поняла, что с одним человеком легче договориться, используя позитивное обаяние, с другим – давление и доводы. А в учреждениях, общаясь с чиновниками, быстрей добивалась своего криком и запугиванием вышестоящими инстанциями.

И вот передо мной снова неизвестность. Новый коллектив, где мне не знаком ни один человек. Новая работа, в которой мне нравилось только её название – «ретушёр». Но ввиду своей молодости и постоянной надежды на лучшее, я была настроена оптимистично.

Всё равно выбирать было не из чего, а значит нужно извлечь пользу из того, что попало в руки. За свою жизнь я смирилась с тем, что у меня никогда не было ни большого выбора, ни больших возможностей. Поэтому, когда предоставлялась хоть какая-нибудь возможность, я ухватывалась за неё с радостью, как за подарок судьбы. Посмотрите на маленького паучка, как он терпелив. У него всё начинается с маленькой ниточки, из которой он трудолюбиво плетёт большую сеть, а уже в сеть он ловит большие благословения для себя.

Паучок не раздумывает: «Зачем мне дана способность производить эту маленькую, тоненькую ниточку? Что я могу ею поймать? А паутину плести – это долго, трудно, и кто гарантирует, что в неё вообще что-то попадется?!» Нет, он трудится «без ропота и сомнения» (Филип. 2:14). Как написано в Книге Притч, «паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах» (30:28).

Вот и я, вцепившись в эту возможность, поехала искать портретный цех по указанному адресу. Сначала я ехала на автобусе, потом нужно было довольно долго, особенно для меня, идти пешком по частному сектору. Частный сектор – это еще громко сказано. Вообще это были наполовину вросшие в землю домишки, а между ними – узкие проулки, по которым было ужасно трудно идти, нужно было все время смотреть под ноги: из земли торчали деревянные брусья, огромные камни. Я поняла, что люди побросали всё это здесь, чтобы во время дождей иметь возможность пройти, перепрыгивая с камня на доску.

Когда в нашем городе, осенью или весной, подолгу стояла грязь, я могла ходить только по асфальту. Но асфальтированы у нас были, в основном, главные улицы. В частных районах – грунтовые дороги, а это значит, когда сухо, – пыль, а когда сыро, – слякоть. И я поняла, что осенью я здесь не пройду.

С каждым шагом во мне нарастало возмущение: «Ну, конечно! Кто бы сомневался! Никаких простых путей для меня нет! Почему как раз я, которая еле передвигает ноги, должна ковылять по этому бездорожью? То в училище через степь на конец света три года ездила, потом – на завод по сугробам, а теперь здесь непонятная дыра, куда даже автобусы не ходят!»

У женщины, которая встретилась мне по дороге, я спросила, где находится портретный цех. Она указала мне на длинный барак. В недоумении стояла я перед старым бараком, окружённым непроходимым бурьяном, пытаясь отгадать, где же у него входная дверь.

Наконец, оказавшись внутри, я увидела длинный коридор, тянувшийся вдоль всего барака, а по обе стороны – двери. Мне показали, где находится бюро. В бюро я познакомилась с женщиной, заместительницей шефа.

Надо сказать, что ретушёров в цеху было достаточно. Работа эта не трудная и очень денежная. Поэтому устроиться можно было только по знакомству, или, как тогда говорили, по блату. Когда я появилась, коллектив отнесся ко мне настороженно и даже немного с неприязнью. Потому что нужды во мне, в принципе, не было и дирекция меня, можно сказать, навязала заведующему цехом.

Заместительница шефа сама занялась моим обучением. Это была настоящая реставрационная работа, совсем не то, что я раньше делала, когда перерисовывала портреты. Конечно, мне пригодилось художественное чутьё, потому что в портрете самое главное, чтобы он был похож на оригинал. Но техника работы и ретуширования была мне совсем не знакома. Моей наставнице пришлось со мной повозиться, но она была спокойна и терпелива, и мы подружились. За два месяца она обучила меня, снабдила рабочим местом и мольбертом, во всём помогала и относилась ко мне, как к дочери.