Глава вторая

Детство

Родилась я в 1969 г., в советское время, и, конечно, мои родители были воспитаны в патриотическом духе. Имея на руках ребёнка-инвалида, у них была единственная надежда – на отечественную медицину. А какая медицина в деревне? Поэтому всей нашей семье пришлось переехать из российской деревни в казахстанский город. Наша мама – немка, а папа – русский. Со времён войны, много российских немцев осталось жить в Казахстане, также и родственники нашей мамы.

Когда родители более-менее устроились, меня поставили на учёт в детской поликлинике. Показывали врачам и спрашивали: что делать? Оперировать в то время, в Казахстане, детей с диагнозом ДЦП не решались, значит, оставалось только профилактическое лечение. Каждый год, начиная с трёхлетнего возраста, врачи предлагали мне путёвки в санатории для детей-инвалидов, и родители соглашались на любое предложение.

В санаториях-интернатах дети с физическими недостатками находились вместе с умственно отсталыми детьми, что, конечно, неправильно и печально. Медицинский персонал боролся с инфекциями и паразитами у детей, и лечить нас именно по поводу наших диагнозов у них просто руки не доходили. Думаю, что из-за нехватки персонала лечебницы не могли победить антисанитарию.

Однажды отец просто украл меня, бледную и слабую, из санатория в Гудауте (Абхазия), где все дети, и я в том числе, переболели гепатитом. До пяти лет я не могла самостоятельно ходить, улучшений не было. Единственным достижением и чудом было то, что, перенеся в этих лечебницах всевозможные инфекционные болезни и отравления, я осталась жива.

Когда мне исполнилось пять лет, погиб отец. Он возвращался на велосипеде домой с работы, а водитель автобуса не справился с управлением и наехал на отца. Ему было 36 лет. И вот мама в возрасте 34 лет осталась одна с тремя детьми. Когда это случилось, старшему брату было 12 лет, второму – девять, а мне – пять.

Мама была в подавленном, депрессивном состоянии и долго приходила в себя. В отчаянии она впервые обратилась к небу: «Что делать? Как жить дальше?» Мама думала, что будет со мной в этом мире. Ей дали небольшую пенсию на детей, но чтобы действительно прокормить детей, она устроилась работать на завод.

Через два года пришло время идти мне в первый класс. Я уже могла кое-как ходить, но не могла преодолевать большие расстояния. Негде было взять инвалидную коляску, и встал вопрос, как водить меня в школу.

А водить было некому, братья учились, мама работала. Пришлось отправить меня в школу-интернат в Караганду, областной центр Казахстана, где я закончила первый класс.

Учителя увидели во мне развитого ребёнка, братья научили меня читать сразу после пяти лет. Всё давалось легко, особенно чтение. На праздники воспитатели давали мне разучивать наизусть самые длинные стихи. Кроме того, у меня стала проявляться наклонность к рисованию.

После окончания первого класса мама забрала меня домой. Ходить я могла, но так, как ходят дети с ДЦП – с трудом, быстро уставала. Помню, глядя на здоровых детей, я пыталась даже бегать, но на всём лету падала. Колени и локти не успевали заживать…

Дети не особенно хотели со мной играть, поэтому я часто бывала одна. Нужно было учиться дальше. Директор школы посоветовала маме учить меня на дому. Несколько раз в неделю ко мне приходила учительница – конечно, в таком медленном темпе было трудно не отстать от школьной программы. Мама не знала, понадобится мне образование в будущем или нет. Она вообще не знала, что думать о моём будущем.

После гибели отца жизнь в нашей семье понемногу налаживалась. Мама работала, вела дом, воспитывала нас. У нас был свой дом, а это значит – обыкновенная печка и все удобства на улице. Воду нужно привозить, уголь и дрова к зиме купить. Мальчишки маму слушались и старались во всём помогать. Но дети есть дети, иногда мама приходила с работы и видела беспорядок: воды в доме нет, дров нет, печь холодная. Старший брат уткнут носом в провода с паяльником в руках. Второй брат возится с разобранным велосипедом. А я, вся холодная, рисую.

У мамы на воспитательные разговоры уже просто не было сил, и она выбрасывала прямо на дорогу коньки, грязную обувь и всё, что вокруг валялось. Надо сказать, этот метод неплохо срабатывал. Мальчишки начинали бегать и наводить порядок. Помню, как мама говорила: «Когда я приду с работы, чтобы вода в доме была, печь была тёплая и у Кати – тёплые ноги».

Мама работала тяжело, но Господь давал ей силы. У нас в доме стала появляться новая мебель, дорогие вещи. Старший брат летом тоже подрабатывал. И с тех пор, как мама вынуждена была взять финансы в свои руки, мы ни в чём не нуждались.

Я росла шумным, любопытным ребёнком. Легко шла на контакт с людьми. Есть четыре типа темперамента: холерик, сангвиник, флегматик и меланхолик. Темперамент – это скорость психических процессов, скорость мышления, действий и словарный запас. Поэтому если холерик сверхбыстрый, сангвиник – просто быстрый, то флегматик практически находится в реальности, может, лишь немного запаздывая. Меланхолик же заторможенный, сосредоточенный на себе, необщительный тип темперамента. Я не говорю сейчас, кто из них лучше или хуже. Конечно же, каждый имеет свои положительные и отрицательные стороны. И все нуждаются друг в друге и дополняют друг друга.

Мой тип темперамента – на 80 % сангвиник. Это оптимисты, которые всегда находятся в движении за чем-то интересным, любят перемены, они нетерпеливы, и самое их нелюбимое слово – «скучно». И вот представьте себе такого человека, ограниченного физически, можно сказать – в замкнутом пространстве. И сейчас, оглядываясь назад, я вижу руку Божию в моей жизни. Он дал мне творческую натуру, с детства вдохновлял на новые идеи и сам же помогал воплощать их в жизнь.

Мама всегда поддерживала меня. Когда у меня возник интерес к шитью, она покупала ткани и учила меня шить на машинке. Сначала мы с ней шили наряды моим куклам. Потом она купила специальные нитки и научила меня вышивать.

Мама делала это с удовольствием, для неё занятия рукодельем были отдушиной от рутины каждодневных забот. Позже наша бабушка, папина мама, научила меня вязать крючком и спицами. Кроме того, я много читала и рисовала, и мама наблюдала за моими интересами и покупала, что было нужно. Она понимала, что я должна быть всегда занята, иначе на меня нападала хандра, и тогда ей приходилось со мной нелегко.

Когда у меня не было настроения, то ничего не хотелось. Всё надоедало. Казалось, стены давят, и я хотела выйти из дома всё равно куда.

Мы жили на окраине, и поездка в город была для меня нелёгким делом. Нужно было стоять на остановке, потом ехать автобусом, обходить пешком магазины. Мне было очень трудно и больно ходить, поэтому обратно, домой, мама тащила меня уже как на буксире.

Однажды мы с мамой были на городской базарной площади. Не спеша навели красоту в парикмахерской, потом увековечили эту красоту в фотосалоне, затем обошли ближайшие магазины. И вот я увидела куклу, сделанную в ГДР. У нее были резиновые голова и руки, светлые волосы – эдакий пухлый карапуз в очень милой одежде. Просто мечта для девятилетней девочки! Мне сразу захотелось назвать её Алёнкой, но она стоила 10 рублей, по тем временам это были большие деньги.

Я вернулась домой вдохновлённая целью – купить эту куклу. Не помню сейчас детали, но я собирала деньги, сдавала из дома бутылки, помогала маме. Конечно, ей пришлось добавить денег – и вот Алёнка у меня! Можно было обшивать и обвязывать её с головы до ног! Но самое главное, что на этом опыте я поняла: нужно ставить цели, а потом их достигать, это интересно и даже увлекательно. А когда цель достигнута, то сердце наполняет чувство радости, которое делает жизнь осмысленной.

Примерно с 13 лет у меня стали хорошо получаться перерисованные картинки. Для этого я брала книги в библиотеке – на интересные темы, с фотографиями старинных картин. Особенно мне нравилось рисовать портреты.

Мы подружились с заведующей библиотекой. Это была спокойная, добрая женщина, она видела мой интерес к книгам и давала мне даже очень редкие книги, которые разрешалось читать только в читальном зале библиотеки.

Как я уже писала, учили меня дома, и вот я закончила восьмой класс. Нужно думать, что делать дальше. Родственники говорили маме: «Катю научили писать и читать – и хватит, она получает пенсию по инвалидности, пусть теперь сидит дома». Но мама знала, что запереть дома меня нельзя, что в моих планах и мыслях я стремлюсь жить, как все люди. Ей хотелось помочь мне, создать условия для дальнейшей учебы и развития. Но как это сделать?